МОЙ ЛЮБИМЫЙ УЧИТЕЛЬ НИНА ВЯЧЕСЛАВОВНА
Сегодня растет неудовлетворенность коммерциализацией сфер жизни. Одна из находок – сеть Центров Московского Долголетия. Каждый напоминает советский Дворец культуры. Есть и отличие: на зарплате лишь те, кто обслуживает инфраструктуру. Сами же лидеры коллективов отдают свой талант, профессионализм и время безвозмездно. Ниже – рассказ об одном из таких лидеров.
Нина – мой преподаватель по вокалу. И потрясающий, удивительный человек. Я разглядел это сразу. За тот без малого год, что с ней занимаюсь, мы подружились. Она стала одним из самых ярких событий в моей жизни. Когда я заговорил об интервью, оказалось, что у Нины все обозримые дни забиты. Времени встретиться и спокойно посидеть нет. Но ей же обязательно надо меня выручить! И вот в субботу, в половине восьмого вечера, она везет меня в своей машине на студию звукозаписи, куда-то на другой конец города. По дороге разговариваем, я пишу беседу на диктофон. Навигатор то и дело глючит и сбивает нас с маршрута. В общем, нам весело.
Ты ведешь студию вокала в ЦМД. Занимаешься с нами бесплатно, иногда два раза в неделю, иногда три. Привозишь провода, микрофоны, тяжеленные колонки и прочую технику. Концерты организуешь. Сколько времени это занимает?
Десять часов в неделю.
Чистого времени с нами, не считая дороги из Красногорска?
Да, не считая
И не считая подготовки к занятиям?
Я готовлюсь, когда для этого есть время.
Сегодня ты принесла для нас пять листов нот, расписанных от руки по четырем партиям. Это несколько часов минимум. Я могу понять, когда лидер ЦМД проводит занятия раз в неделю по полтора-два часа. Для души. Но десять часов с нами плюс еще чуть ли не столько же... Да еще сама покупаешь реквизит к концертам, платья всякие. Это необычно! Ты талантливый педагог. И спрос на обучение вокалу большой. Вместо этих наших 15-18 часов могла бы взять еще учеников и заниматься за хорошие деньги. Нет?
Нет, не могла бы. Есть предел, после которого устаешь. Не устаешь, когда занятия приносят удовлетворение, когда люди уже подготовлены и на одной с тобой волне. Вот как у нас в «Долголетии». А все время кого-то заново настраивать – это очень тяжело.
Ансамбль «Леди и Дж» в Центре Московского Долголетия 2023
Мы чем-то отличаемся от твоих платных учеников?
Сейчас уже не отличаетесь. Сейчас у меня подобрались те, кто готов идти не задумываясь. В музыку. Или в продюсирование. Сплотившиеся вокруг меня люди. Мои люди. Прежде было много не моих людей. Постепенно мы прощались. С учениками я расстаюсь трудно, они мне как дети. Но иногда их нежелание приходится преодолевать ценой такого сверхнапряжения, что истощаешься, превращаешься в тень. Это недопустимо: как педагог я должна быть глыбой, опорой для ученика. Люди у меня занимаются разные. Много профессиональных музыкантов, профессиональных певцов. Те, кто не ставит целей в профессии – они скорее хотят от каких-то психологических проблем избавиться. Для них мои занятия – это время и место, где им хорошо. Возможно, когда-то мне придется и на психолога поучиться.
Теперь не устаешь?
Усталость бывает. Но совсем не та, что была, когда я работала ради денег. Тогда это просто подрывало меня изнутри. Так обращаться с собой нельзя. Благо, все это закончилось в 2018 году.
Какие ученики не утомляют?
Любые ученики могут утомлять, если ты не выспался или тебя напряг на дороге водитель, который не соблюдает правил. У меня есть ученица, с которой было очень тяжело, на грани расставания. Но она переросла свои хворобы, и сейчас пошел позитив. И еще была ученица, которую я обожаю, я много лет ее учила. Но в какой-то момент занятия стали проходить впустую. Я в таких случаях отказываюсь. Потому что нет смысла. Смысл есть, когда у тебя берут и несут дальше, когда во что-то трансформируют. А если этого нет, то я легко могу отказаться.
Все-таки 15 часов и больше в неделю только с нами. А еще индивидуальные занятия с учениками, которых мы не знаем – это очень приличная нагрузка.
Когда-то я работала директором концертно-репетиционной базы в Академии. Вот там приходилось работать на износ, потому что нужны были деньги. Я в три ночи уползала с работы, с закрытыми глазами поднималась на свой четвертый этаж, там муж вылавливал меня, и я замертво валилась на кровать. А утром вставала и в 12 уже была на работе. Это Кремль, большие залы, масштабные мероприятия. И немаленькое внутреннее хозяйство. Я делала все за всех, потому что педагогам и сотрудникам много чего не оплачивали. А я почему-то так себя ставила, что мне все время платили. И я обеспечивала все. Если кто-то что-то не сделал, это делала я. Я занималась организацией концертного процесса, учебного процесса, решала вопросы с педагогами, с родителями. И делала все эти планы, графики, дорожные карты. На мне было все хозяйство, и административная работа, и обучение тех, кто ничего не понимает. Но долго заниматься этим я физически не смогла, меня хватило на 6 лет. У меня не было конфликтов. Но иногда больно за других людей. Потому что невозможно терпеть, когда с кем-то плохо обходятся, а ты вынуждена говорить, что все хорошо. Для меня это очень трудно. Я скорее откажусь и уйду. Я и ушла. А организация через год развалилась, больше ее нет. Через два года умер директор. Я решила, что лучше меньше денег, но чтобы все было по-человечески.
Какой ты была в детстве?
Мама ходила преподавать музыку к чужим людям, и я ходила вместе с ней. В пять лет я уже написала первую свою песенку. Записала мелодию нотами и сыграла. А к празднику 1 мая написала свое первое стихотворение. У меня очень хорошая зрительная память. И была дисграфия, я до сих пор иногда букву Е в обратную сторону пишу. Еще я всегда хотела шить. Бабушка у меня портниха, и в пять лет я сшила для себя первую кофточку.
Однажды я взяла коробочку из-под конфет, вставила линейку вместо грифа, другая линейка была как смычок - и, изображая скрипку, начала подыгрывать оркестру, который играл по телевизору. Тогда каждый день транслировали какую-нибудь симфонию. Я водила линейкой как смычком, потому что скрипка была самый близкий и знакомый мне инструмент: моя мама аккомпанировала в классе по скрипке. Это было прекрасное время, и я была счастлива.
Счастлива чем?
Счастлива, что музицирую. Что можно смотреть по телеку танцы народов мира, смотреть Махмуда Исамбаева. Мы смотрели вместе с бабушкой и по выходным один час занимались. Комнаты у нас были большие, а бабушка не только портниха: в молодости она очень хорошо танцевала и была чемпионкой Ленинграда по художественной гимнастике. Помню, как мне нравился татарский танец, когда волчьи шапки и кривые такие ноги. С тех пор в любых танцах я понимаю их зерно, я с детства все пересмотрела. Я даже в армянском танце импровизировала иначе, чем в лезгинском, потому что все это видела.
Провела у телевизора много времени, но в очень хороших передачах. Мы с бабушкой смотрели выдающихся танцовщиц, гимнасток, балерин. Разбирали музыку, копировали движения, обсуждали, как и за счет чего они это делают, как двигаются руки, какой поворот головы. В танцы я не пошла из-за отсутствия необходимой гибкости, в художественную гимнастику тоже не взяли. Оставалась только музыка.
Родители уделяли тебе много внимания…
Мама и бабушка всегда ставили передо мной высокую планку. Вон, говорили, сколько дел разом Юлий Цезарь делать мог – а ты не можешь? Ставили в пример Святослава Рихтера за фундаментальность его подхода, гимнастку Ирину Дерюгину за выдающийся комплекс ее умений, Майю Плисецкую за ее одержимость профессией и невероятную выразительность, Леонида Когана за феноменальный звук, владение смычком и чувство легкости даже там, где все чрезвычайно сложно.
Когда пошла в школу, одновременно посещала музыкальную школу по классу скрипки. Занятия четыре раза в неделю, от полутора до трех часов. Музыке училась с большим желанием, везде и всегда была первой. Так продолжалось до шестого класса. А потом я стала последней.
Почему?
Проявился характер, стала отлынивать от занятий, и педагог от меня избавился. Я ушла к другому педагогу, Светлане Владимировне Барской. Она научила меня слушать и чувствовать музыку, создавать музыку, воздействовать музыкой на других. Почему так вышло? Видимо, я тогда дошла в своем росте до момента, когда мужчина уже не может ничего дать. Мужчины в основном сосредотачиваются на технике. Мой педагог до 6-го класса, Мазель Владимир Хананьевич, был заведующим по кафедре скрипки. Орденоносец, красавец-мужчина. Технике он обучал великолепно: постановка руки, правильный рисунок движений. Он научил меня точно и бегло играть. Но музыка манила меня дальше, и с ним я заскучала. Со Светланой Владимировной у меня случился прорыв. Трудно, через слезы, через мучения. Мне пришлось глубоко копаться в моих отношениях с музыкой, вслушиваться и всматриваться в себя: что и как я слышу, как включается воображение. Светлана Владимировна открыла во мне цветной слух…
Цветной слух?
Когда я слышу мелодию, то сразу цвет представляю. Потом он оживает, сгущается в фигуры, в картины, - и пошел самый настоящий клип. Тогда мы слова такого не знали, да и техники для съемки клипов не было. Но мы как бы снимали воображаемые клипы на любую мелодию. Все это она открыла во мне и для меня.
Такая яркость воображения проявилась впервые?
По времени совпало с тем, что к пятому классу у меня стало сильно садиться зрение. И резко обострились другие чувства. Я стала очень хорошо слышать. А все, что не могла разглядеть – легко достраивала в воображении. Увидев силуэт человека, уже точно знала, как он передвигается, как работают плечи, весь рисунок походки. Всегда знала, кто идет, даже если толком разглядеть не могла. В любом фильме меня невозможно обмануть: сам актер говорит, или это озвучка.
А до пятого класса было что-нибудь похожее?
Было. Моя бабушка, в прошлом танцовщица, раскрыла во мне что-то похожее в связи с танцами. Я чувствую танец изнутри, проживаю его вместе с исполнителем. В любой момент точно знаю, какое движение будет следующим.
Продолжение см. тут.
